Моисей Гинзбург родился в Минске в 1892 году, учился в Европе: вначале в Парижской академии изящных искусств, позже в архитектурной школе Тулузы, затем в Миланской академии художеств. Именно в Милане, изучая классическое искусство, Гинзбург увлекся европейским модерном. В 1914 году он вернулся в Москву, где решил пополнить знания в области точных наук. В 1921 году Гинзбург начал преподавать в Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС) и Московском высшем техническом училище. Он верил в то, что новый уклад жизни и технический прогресс должны кардинально изменить все, что окружает человека. Гинзбург потратил немало времени, формулируя свой новый метод – конструктивизм. Основное положение заключалось в том, что даже самая маленькая и незначительная деталь архитектуры должна отвечать практическим требованиям, отводя эстетику на второй план. Если правильно учесть все функции будущего здания, то оно приобретет правильную форму – так смотрели на архитектуру Гинзбург и его соратники. Да и внутри такого здания каждой определенной функции отведено свое определенное место.
Лучшим примером такой продуманной функциональности и стал дом Наркомфина. Это был дом-эксперимент, квартиры в котором предназначались чиновникам Народного комиссариата финансов РСФСР. Немаловажную роль в появлении дома сыграл министр финансов Николай Милютин (к истории этого поклонника авангарда мы еще вернемся).
Определение «дом-коммуна» сегодня все чаще называют ошибочным, объясняя это тем, что сам Гинзбург создавал коммунальный дом. То есть в нем не предполагалось никакого обобществления быта на уровне студенческих общаг. Моисей Гинзбург выступал резко против идеи таких домов-коммун: «Нет нужды доказывать абстрактную утопичность и ошибочную социальную сущность всех этих проектов... конвейер, по которому течет здесь нормированная жизнь, напоминает прусскую казарму».
Коммунальный дом Гинзбурга был новым типом жилья, где имелись и индивидуальные помещения для жизни, и помещения, выполняющие общественные функции.
Дом Наркомфина, строявшийся с 1928 по 1930 год, делился на три части – жилой корпус, коммунальный отсек с библиотекой, столовой, спортзалом и даже детским садом, а также служебный двор, где находились прачечная и гараж.
Идея была в следующем: человек живет в своей ячейке, а вот для решения всех бытовых и культурных задач есть коммунальный корпус. По замыслу авторов, это должно было и создать определенный комфорт, и освободить жизнь от решения бытовых проблем, и не допустить того, чтобы «любовная лодка разбилась о быт». Для удобства перемещения бытовой блок связали с жилым отсеком наземным мостом-переходом, расположенным на уровне второго этажа.
Надо добавить, что в каждой квартире все равно существовали своеобразные кухни: можно было выбирать между относительно традиционной кухней (кухонным уголком) и кухней-шкафом, в котором разогревали еду.
Дом проектировался по принципам основоположника модернизма в архитектуре Ле Корбюзье. Опоры разместили внутри дома, освободив фасад от нагрузки, а жилой корпус поставили на колонны, чтобы он словно поднимался над землей.
По проекту на крыше должна была быть вентиляционная камера, однако помещение так и осталось пустым. Но ненадолго. Министр Милютин сам спроектировал там квартиру для своей семьи, которую со временем стали называть первым советским пентхаусом. Кстати, Милютин не только интересовался архитектурой, но даже был назначен художественным руководителем строительства Дворца Советов, а в 1940 году с отличием закончил Московский архитектурный институт.
Это была двухуровневая квартира с несколькими комнатами, панорамным ленточным остеклением и террасой на крыше. Те, кто побывал здесь уже в нашем веке, говорили, что комнатушки ее были слишком маленькие, высота потолков не превышала 2,30 метров, а узкие коридоры и лестницы только добавляли тесноты.
И все же вот как вспоминала дом Наркомфина дочь Милютина, Екатерина: «Уже входя во двор и видя его издали: белый, на черных колоннах, с голубыми лентами стекол, в которых отражалось небо, с цветами над окнами, с кирпично-красным “трубами” на крыше, с его изумительными пропорциями, – я чувствовала радость, подъем». Семья Милютина прожила здесь до 1980-го года, а потом пентхаус опустел. Одно время, как говорят, здесь даже была модная кальянная, а на крыше занимались йогой.
Да, именно так – ячейки, а не квартиры были в проекте дома Наркомфина. Отправной точкой стал старорежимный доходный дом, но он изменился до неузнаваемости. Понятно, что убрали черную лестницу и комнату для прислуги. Все ячейки в доме были двухъярусными, с потолками разной высоты: в гостиной они могли превышать пять метров. Стены и потолки решили покрасить в разные цвета. В жилых помещениях была выбрана и теплая гамма (потолок цвета светлой охры и лимонные стены, что ограничивало пространство) и холодная (голубой потолок и зеленоватые стены, что зрительно расширяло помещение). Также были предусмотрены розовые, желтые, серые и другие оттенки.
Так какие же там были квартиры? Например, на 37 метрах планировалось проживание одного или двух человек. Планировка – простая: гостиная на первом этаже, спальня и санузел – на втором. Эти квартиры расположились на трех верхних этажах. На втором и третьем этажах были восемь больших квартир площадью 90 квадратов, в которых спроектировали гостиную, коридор и кухню на первом уровне и две спальни, ванную и туалет – на втором. Были и средние квартиры с двумя жилыми комнатами, столовой, санузлом и кухней. Они располагались в торцах здания.
На крыше появился сад и шезлонги для принятия солнечных ванн (правда, наличие рядом пентхауса министра смущало жильцов, поэтому от этой идеи быстро отказались). Окна большинства квартир выходили на восток (к нему были обращены спальни) и на запад (закатом можно было любоваться из гостиных). А из окон ячеек в торцах можно было смотреть в три стороны света. Одним словом, никаких коммуналок здесь изначально не было, а были квартирные ячейки для отдельных ячеек общества. Но со временем и из этих квартир были сделаны обычные коммуналки, потому что жилья требовалось много, и для его обустройства использовали все возможные и более-менее подходящие помещения.
Специалисты выяснили, что дом построен не из кирпича, а из так называемых шлакоблок-«камней» «Крестьянин». Они изготавливались прямо на стройплощадке: для этого сюда привозили отходы металлургической промышленности. Внутри каждого блока оставались пустые полости, что уменьшало вес и повышало теплоизоляционные свойства материала (с этой же целью между блоками засыпали бетонную крошку).
Для некоторых квартир этого дома впервые в стране создали типовую мебель. В разделенном на три части жилом пространстве были разные зоны (кухня, кабинет, спальня). Своя группа мебели предназначалась для каждой: небольшой рабочий стол, этажерка и кресло в кабинете, откидывающиеся к стене кровати в спальне, кухонный стол и мягкие табуреты на кухне.
Дом отличали оригинальные окна: они создавали непрерывные линии, которые опоясывали здание, демонстрируя ленточный тип остекления. Чтобы сэкономить пространство внутри помещений, когда окна надо открыть, были использованы сдвижные рамы на металлических роликах: двигались только центральные секции. Для удобства жильцов в рамах были сделаны тонкие выемки для пальцев. Но были и неудобства: руки не дотягивались помыть крайние секции окон. Легенда гласит, что однажды Александр Пастернак (один из авторов дома Наркмофина и брат писателя) услышал, как хозяйки во дворе жалуются на эти труднодоступные окна: «Вот рожу бы набить тому, кто их придумал!» Пастернак, улыбнувшись, сказал: «Мадам, я к вашим услугам».
В доме проживали не только сотрудники министерства финансов, сюда въехали видные московские чиновники и представители советской номенклатуры – всего примерно 200 человек. Почти 30 лет здесь проживал известный советский художник-модернист Александр Дейнека. Сначала он занимал квартиру номер 7, а после жил в квартире номер 35. Это была двухуровневая ячейка с одной спальней, гостиной, душем и встроенной кухней. Живя в доме Наркомфина, выдающийся график и авангардист разработал эскизы мозаик для станций метро «Маяковская» и «Новокузнецкая», а также создал картины «Будущие летчики», «Натурщица» (на которой как раз можно разглядеть изнутри необычные окна дома), «Оборона Севастополя», «Раздолье» и «У моря». Посетил этот дом и сам Ле Корбюзье, которого конструкция стильно впечатлила. В конце 30-х годов население дома значительно сократилось: 19 жильцов были расстреляны в Москве и Коммунарке.
Уже в нашем веке дом облюбовали представители творческих профессий: одно время здесь был офис, а потом и квартира Антона Носика.
Весной 2017 года в доме начались ремонтно-реставрационные работы. Кстати, в августе 2018-го появились новости о том, что продана та самая квартира номер 35, в которой жил Александр Дейнека.
Летом этого года в истории известного шедевра конструктивизма открылась новая страница – дом Наркомфина стал современным и престижным жилым объектом. Все проведенные работы опирались на огромный объем документов и исследований. Были восстановлены первоначальные цветовые решения, однако остались и отдельные «островки», которые знакомят с разными культурными слоями. Получилось возродить и исторические сдвижные окна, и ленточную систему остекления, а новые чугунные батареи изготовили на том же заводе в Егорьевске, где были сделаны оригинальные радиаторы для этого дома в прошлом веке. В итоге получился памятник архитектуры, где удалось сохранить историю, провести фактически научную реставрацию и создать современные удобные квартиры для жизни. «Я все время боялся ощущения новодела, это было для меня настоящим наваждением», – признался внук Моисея Гинзбурга архитектор Алексей Гинзбург, который принимал непосредственное участие в реставрационных работах.