Уже давно Марьина Роща — небольшой, даже маленький, район у Третьего транспортного кольца. О таких риелторы говорят «близко к центру», хотя часть Рощи можно смело назвать центром. До Кремля отсюда минут тридцать неспешным шагом вдоль Самотёчной улицы, Цветного бульвара, Неглинной.
Удивительно, но к фильму Говорухина, прославившего его, район не имеет непосредственного отношения. Ко времени съемок, а это самый конец 70-х, деревянные дома и бараки, где ночевали бандиты, все снесли. Обитавшую здесь мрачную публику переселили то ли в Химки, то ли еще дальше, а в новых многоэтажных домах дали квартиры обычным рабочим с ближайших заводов и фабрик.
А вот в соседних Сокольниках деревянные дома тогда еще имелись. Там и сняли сцену приезда оперативников в дом модистки, хранившей краденные вещи. Так что Марьина Роща тут ни при чем. Прототип такого персонажа, как Фокс (его звали Жорка Рабинович), и вовсе жил где-то у «Лосиноостровской». Спасибо соседям, как говорится.
Изначально слава района была даже романтической. Здесь стояли безопасные, не дремучие леса, где цари охотились на птиц. С тех времен, а точнее, с пятнадцатого столетия, осталась маленькая уютная церковь великомученика Трифона для царских молитв.
Но начиная с XIX века с Марьиной Рощей начали происходить очень странные вещи.
Известно, что под Цветным бульваром течет заключенная в трубы река Неглинка. А течет она как раз из Марьиной Рощи. Сейчас на месте истока находится небольшая парковка между Стрелецкими переулками, а дальше, как понятно из названий улиц, речка бежит под Самотёчной, под бульваром, Неглинной, Кузнецким мостом и так, под землей, до самой Москвы-реки.
Когда в XIX веке на Цветном бульваре появились заведения, то публика в конце гуляний устремлялась почему-то не в центр, а в Марьину Рощу. Можно сказать, шла против «неглинного» течения. Позже Гиляровский писал о трактире с говорящим названием «Ад», ресторане Крым на другой стороне бульвара, малопристойных приметах Грачевки, ныне Трубной улицы. Герои этих мест часто необъяснимым для себя образом оказывались в Марьиной слободке — так тогда звалась эта местность.
Среди них был и писатель Александр Левитов. Вот так он обнаружил ее:
«И вот когда я в первый раз, случайно, попал в одну из девственных улиц, когда я увидел за забором одного домика развесистую яблоню, а на улице невыполотую траву, в которой играли котята и чирикали молодые воробьи, когда я почуял в воздухе нечто напоминавшее аромат степи, я почувствовал к этим улицам, необыкновенную слабость. В их успокаивающей тиши очень скоро проходила хандра от отношений и обязанностей […] Я даже открыл такую местность, которую сами обыватели не могли назвать мне. Недавно только, когда я изучал прилегающие к ней улицы, со мной встретился необыкновенно дряхлый старец, который сказал мне, что место это называется «Марьиной слободкой», что это очень хорошее место, потому что живут они себе здесь тихо да смирно, ровно у Христа за пазухой».
Впрочем, уже следующей зимой писатель, будучи в некотором смущении, окажется в гостях у местной разбойницы Александры, которая совсем не умела «жить тихо да смирно».
Самым обидным для Марьиной слободки было то, что она формально не относилась к Москве. Здесь тихие деревенские улицы с котятами и яблонями повторяли контуры древних кварталов стрелецких казарм — они до сих пор очерчены переулками между Стрелецкой и Полковой улицами, как 400 лет назад. В этой загородной слободе мало что менялось веками.
Но именно на нее перешла вся темная слава большого города. Жизнь «ровно у Христа за пазухой» вернется сюда нескоро, а все из-за близости Цветного бульвара да Ямского поля с другой стороны, где в своих чайных проводили время лихие ямщики.
Впрочем, были в Роще и другие герои.
В Марьиной Роще находилось довольно большое кладбище, где хоронили очень бедных людей (были среди них мать Достоевского и жена Белинского). Появилось оно во время эпидемии, можно сказать, спонтанно, но так и не стало престижным, как Ваганьковское или хотя бы Миусское по соседству. А потом и вовсе исчезло, остались лишь несколько старых могил у Лазаревской церкви.
Изначально здесь устанавливали шатры, или чайные палатки, карусели, так называемые балаганы с фокусниками и акробатами. Тогдашний средний класс приезжал сюда на праздник Троицы повеселиться и побродить среди деревьев. Были тут и уже знаменитые Пушкин с Гоголем, что говорит о популярности места.
Но всего через несколько лет на этом же месте можно было наблюдать совсем другую картину. Гулянье проходило прямо на кладбище, и до того весело и ярко, что даже попало в иностранные путеводители того времени. Впрочем, и публика поменялась. Если бы были живы Пушкин и Гоголь в то время, то, скорее всего, они отправились бы на Цветной бульвар. «Как это странно, в Москве самые любимые гулянья простого народа — Ваганьково и Марьина роща», — удивлялся писатель Михаил Загоскин.
В конце концов, Марьина Роща из слободы превратилась в своеобразный «остров», где чужим лучше было не появляться. Причиной стало в том числе строительство железных дорог. С одной стороны она отделилась от мира Савеловской дорогой, с другой — Рижским направлением, а с третьей — Малой окружной. Надо сказать, что по средневековым картам Москвы видно, что планировка Марьиной Рощи в целом не изменилась. Это более-менее равные кварталы, отходящие в стороны от центральной улицы, которой выступает Шереметьевская (чем-то похоже на Санкт-Петербург с Невским проспектом). По словам старожилов, бандиты любили собираться на склоне у кольцевой железной дороги, который сейчас застроен гаражами, чтобы обсудить свои темные дела и продать награбленное. Милиция была бессильна, поскольку преступники легко скрывались в лабиринте бараков, избушек, сараев – не вводить же в район целую армию.
Криминал был побежден – самой цивилизацией. Кончилась война, ушли в прошлое бедные послевоенные годы, и началось строительство «хрущевок», в которых не нашлось места воровским «малинам».
Но когда не так давно на стене бойлерной появилось граффити с Глебом Жегловым и Володей Шараповым, ни у кого из жителей это не вызвало вопросов. Такая она – Марьина Роща.